Канун Великого поста: покаяние без посредников

Все ближе и ближе Великий пост — время воспоминания о своих грехах и покаяния. Вскоре в храмах выстроятся длинные очереди желающих покаяться. Но может быть, проще исповедоваться "напрямую Богу"? Разве покаяние обязательно должно быть при свидетеле? Можно ли раскаяться в грехах и получить прощение не приходя в церковь и не раскрывая душу священнику?

Исповедь для воцерковленного христианина — привычное дело. Если есть опыт христианской жизни, если подходишь к причастию достаточно часто, то покаяние перед аналоем становится чем-то совершенно естественным. И чем-то таким же нужным, как регулярное обследование у врача. За тем лишь исключением, что врач может найти тебя полностью здоровым, а на исповеди, будь она сколь угодно частой, обязательно вспомнится какой-нибудь грех.

Но если христианин — новоначальный или еще только подходит к порогу Церкви, или попросту не очень-то образован и "подкован" в богословских темах, то исповедь может вызывать у него множество сомнений и недоумений. Один из самых популярных вопросов, которые часто задают никогда не бывавшие у исповеди, но считающие себя верующими люди — это "а зачем ходить на исповедь? Ведь я могу исповедоваться сам, дома, напрямую Богу".

Только почему-то опыт Церкви от самых первых дней свидетельствует не в пользу тех, кто исповедуется "один на один" с Господом. Еще святые апостолы писали, что христианам следует открывать грехи друг перед другом, а не в тайной молитве. "Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного", — писал в своем послании апостол Иаков, ставя молитвенное заступничество христиан друг за друга выше возможности "поговорить" с Богом наедине.

Но дело не только в совместной молитве. Есть и другая причина, по которой исповедь "непосредственно Богу" может оказаться если не совсем бесполезной для души, то куда менее полезной, чем могла бы. А может, увы, и вред нанести…

Что обычно подразумевается под исповедью "напрямую Богу"? Хорошо еще, если это действительно вставание на колени и покаянная молитва. Еще лучше — если к молитве из молитвенника, где приведены "среднестатистические" грехи без подробностей (чем они и удобны, едешь по этим строчкам, как на саночках, учитывая еще, что все написано на церковнославянском, а поди разбери, что на этом языке значит какое-нибудь мшелоимство) добавляются искренние перечисления своих согрешений и подлинное в них покаяние.

Хорошо, если это действительно обращение к Творцу и слезы перед Ним. В такой покаянной молитве есть и смысл, и толк. В конце концов, ежедневная исповедь "наедине с Богом" прямо-таки предписывается христианину, и в ежедневном молитвенном "правиле" она присутствует.

Но ведь зачастую речь идет совсем о другом, и "исповедь сразу Богу" ограничивается угрызением совести и неохотным признанием самому себе, что, кажется, был неправ. И никакого выхода за рамки собственного "я" нет в принципе. Бог в такой "исповеди" подразумевается как бы "по умолчанию" — мол, Он видел, что я в душе о чем-то совершенном пожалел — значит, я перед Ним раскаялся. Хотя человек к Богу не обращался, ни о чем Его не молил.

Никакого общения двух личностей при этом, никакого стремления к Богу, обращения к Нему о прощении и помощи в такой "молитве" нет. А по мнению "исповедника" Бог обязан чутко прислушиваться к каждому движению души, даже если это движение вовсе не в Его сторону, а так… само в себе… и засчитывать раскаяние, хоть бы оно заключалось в одной скользнувшей мысли "как-то я нехорошо поступил".

А ведь цель исповеди и покаяния — это не констатация факта "я был неправ". Собственно, это только первая ступень к покаянию, но далеко не его цель. А подлинное покаяние, обозначаемое греческим словом "метанойа" — "перемена мыслей", это — возрождение, воссоединение с Богом, сращение единства с Ним, разорванного грехом. Недаром говорится, что следует "принести плод покаяния" — признанием греха и даже отказом от него дело не ограничивается, следует сделать и нечто положительное, деятельно показать свою перемену.

Но даже в тех случаях, когда молитва — от души, сердечная, со слезами и воззваниями к Богу, и желанием переродиться, опасности можно не миновать. Дело в том, что молиться в пустоту очень сложно. Молиться, храня разум от представлений "воочию" своего Собеседника — очень трудно. Молитва, одновременно сосредоточенная на себе — в своей душе, в своих грехах — и при этом не создающая "образ Бога" внутри себя, к которому эта самая молитва и начинает обращаться — это очень, очень высокая молитва.

Умение не низводить Бога до какой-то картинки — трудное умение, не каждому дающееся (и уж точно не сразу). А ведь подобный самосотворенный "образ Бога в душе" — это не безопасно. Это не видимая икона, на которой можно упокоить взор, обращаясь к Первообразу. Худо начинается, когда этот созданный внутри себя мысленный образ начинает оживать. В прелесть (то есть, духовное заблуждение) можно впасть, и не видя наяву спускающийся с небес ангелов и Самого Господа во плоти. Обмануть самого себя можно очень потихоньку, разрешая созданной в себе картинке заместить Того, Кто Единственный должен принимать исповедь.

Появляется искушение поверить в картинку внутри себя. Обращаться к тому Христу, Которого вообразил в своем сердце. И пусть Он прекрасен, и Лик Его сияет как солнце, а одеяния — белее белого снега, но к подлинному Христу воображаемая картинка отношения не имеет. Но сам не заметишь, как начнешь исповедоваться — не Богу. Как каяться начнешь — перед воображаемым. И ждать определенной реакции воображаемого Собеседника. И настраивать себя на нее. В зависимости от тяжести греха, глубины богопознания, да и просто собственного настроения. И вот в один день ты будешь "прощен", а в другой — грехи твои останутся с тобой. Только Бог тут будет ни при чем.

В зависимости от настроения "простить" или "обвинить" самого себя так заманчиво. И многие приписывают Богу свои мысли, даже не обратившись к Нему, то есть, попросту решив за Господа. "Я же понял, что был неправ (как вариант: я не мог по-другому, я был слаб) — и Он меня простил". Или наоборот: "Я такой страшный грешник, что Бог меня не слышит, и нет мне прощения во веки веков".

Да, в церкви у аналоя мы тоже исповедуемся Богу, а не священнику. Но здесь, во-первых, есть слушающий человек, обладающий огромным опытом бесед с кающимися — то есть, опасность впасть в мечтания разной степени мазохизма и себялюбия все-таки намного меньше. Во-вторых, священник — это человек, реально (по благодати священства) обладающий правом объявить отпущение грехов и поставить точку там, где "исповедующийся напрямую" человек будет долго-предолго копаться в себе, маясь угрызениями совести. Или наоборот: строго сказать, что простого признание греха — недостаточно. А, в-третьих, по слову апостола Иакова — священник — это свидетель покаяния и молитвенник за кающегося. Присутствие священника подтверждает твердость нашего решения отказаться от греха и готовность засвидетельствовать это перед Богом и людьми.

Порой можно услышать совсем уж детское возражение — мол "я стесняюсь исповедоваться перед священником, я уж лучше напрямую Богу". Но эта фраза в первую очередь свидетельствует о том, что возражающий совершенно не понимает, о чем говорит. Разве логично стесняться человека, такого же грешного и земного, как ты сам, но смело стоять перед Богом и не смущаться перед Его лицом?

На исповедь надо идти, как в травмпункт — ведь к врачу мы идем, не стесняясь самой страшной и уродской раны и не занимаясь самолечением. С тем же чувством следует прибегать и к аналою, чтобы исцелить изъязвленную грехом душу. Недаром священник, начиная исповедь, говорит пришедшим к нему: "внемли убо, понеже бо пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши…" — то есть "вразумись же, что ты пришел в лечебницу не для того, чтобы выйти из нее неисцеленным…" И еще — помнить всегда, что Богу радостнее простить, чем нам — быть прощенными.