"Суд без милости не оказавшему милость..."

Наверное, среди верующих, и не очень, людей нет ни одного, который бы не знал о молитве "Отче наш". И пусть не все знают ее наизусть, но хоть раз в жизни, наверняка, слышали. Но, пожалуй, даже те, кто читают ее на память по несколько раз на день, не всегда вдумываются в смысл произносимого. Между тем, в этой молитве, данной апостолам самим Христом, есть замечательные слова:

"И остави нам долги наша — яко же и мы оставляем должникам нашим…"

И еще меньше народу задумываются о том, чем может грозить невыполнение такого вроде бы обыденного условия. Между тем, в церковном предании существует немало поучительных историй на этот счет.

Так, накануне, 11 марта по новому стилю, среди прочих святых, Церковь отмечала день памяти Тита, пресвитера печерского. Жил этот преподобный в те времена, которые позже были названы "золотым веком древнерусского монашества" — в Киево-Печерской Лавре в 12 веке. Впрочем, святым он стал далеко не сразу. И особенно на Тита повлияла одна история, благодаря которой он и стал широко известен и столетия спустя.

Как нередко бывает в монастырях, отдельные братья относились друг к другу далеко не по-братски. Однако между упомянутым Титом и неким иеродиаконом Евагрием по какой-то причине вспыхнула даже не просто неприязнь, а лютая ненависть. Они настолько враждовали, что даже во время богослужений старались уклониться от дыма из кадильницы, если ее держал в руках один из них.

Однажды Тит серьезно заболел. Чувствуя приближение смерти, он раскаялся в своей вражде и со слезами начал молить Евагрия о прощении. Тот сначала вообще не хотел идти к умирающему и пришел, лишь ведомый братией монастыря едва ли не насильно. Но даже у смертного одра своего недруга он не захотел его простить, жестоко сказав пред всеми полные ненависти слова:

— Я никогда не хочу примириться с ним: ни в сем веке, ни в будущем!

И тогда произошло нечто непостижимое — внезапно немилосердный инок пал мертвым. Более того, он выглядел так, как будто был мертв уже долгое время — его члены приобрели свойства "трупного окоченения".

Зато Тит вдруг поднялся со своего одра совершенно здоровым! И поведал братии следующее.

— Во время болезни, — так начал блаженный Тит свой рассказ, — я, еще одержимый гневом, увидел, как ангелы отступили от меня. Они рыдали о гибели моей души, а бесы радовались, что я имею гнев на своего брата. Посему-то я и начал просить вас, чтобы вы пошли и испросили мне у брата моего прощения. Когда вы привели его ко мне, и я поклонился ему, а он отвернулся от меня, я увидел одного немилостивого Ангела с пламенным копьем, коим он ударил не простившего меня, и тот упал мертвым. Тот же Ангел подал мне руку, поднял меня, и вот я выздоровел.

После такого устрашающего чуда печерские монахи еще очень долго старались не обращать внимания на мелкие неприятности друг от друга и прощали братий после первой просьбы. А ожесточенного в сердце своем Евагрия так и похоронили с открытыми глазами и несомкнутыми руками, как бы запечатлевшими и после смерти его каменное упорство к прощению согрешивших.

Много веков прошло с тех пор. Давно почивают в Ближних пещерах нетленные мощи пресвитера Тита, которому после случившегося чуда уже ничто не мешало сиять святой жизнью. А она определяется не даже самыми сильными подвигами воздержания, поста, умерщвления плоти, молитв — но, главным образом, любовью, без которой по апостолу Павлу "все ничто". Так и запечатлен на иконе, посвященной этому святому он сам — и ангел, пронзающий огненным копьем немилосердного Евагрия, который, забыв о любви к ближнему, в одночасье потерял плоды всех своих прежних иноческих трудов…

Вообще, февраль месяц (по старому стилю) очень богат на такие примеры. 22 февраля (девятого по старому стилю) отмечалась память еще одного святого — мученика Никифора.

Жил он в третьем веке в Сирии и был простым мирянином. Многие годы он дружил с местным пресвитером Саприкием. Но однажды, после диавольскихкозней,они воспылали друг ко другу смертельной враждой. Правда, надо отдать должное Никифору — довольно быстро он понял истинную причину своей ненависти и попытался примириться с Саприкием. Просил прощение сам, посылал с ходатайством о себе друзей — но все было напрасно.

Между тем, в описываемое время в Римской империи, куда входила и Сирия, началось гонение на христиан. Вызванный на допрос Саприкий исповедал свою веру, мужественно выдержал пытки и после них был приговорен к усечению мечем. Когда его вели к месту казни, Никифор сделал последнюю попытку помириться — падал на колени, со слезами просил его простить — но все было напрасно, немилосердный пресвитер оставался глух, как бездушный камень. Хотя ему просто "по должности" следовало помнить о заповеди своего Архипастыря, Христа "прощать согрешивших 70 раз по семь на день — если только они покаются".

Но — "Бог поругаем не бывает". И если у Него "нет лицеприятия", то грозные слова "суд без милости не оказавшему милость" относятся ко всем без исключения. И как упомянутому в начале статьи диакону Евагрию не помогли его монашеские подвиги, так остался без почти полученного мученического венца и пресвитер Саприкий.

Ибо когда воины уже привели его на место казни, и палач попросил обреченного наклонить голову, чтобы ее удобнее было отрубить — тот вдруг, как бы проснувшись, с ужасом спросил: "Зачем вы хотите меня казнить?" И когда Саприкий услышал, что его ожидает смерть за непочитание языческих богов — он тут же с радостью согласился принести им жертву. Тем самым — отрекшись от Христа.

На происходящее со страхом и болью смотрел Никифор. Когда его слезные мольбы к Саприкию не губить свой мученический подвиг остались без ответа, как и прежние — он сам дерзновенно исповедал веру Христову и потребовал у воинов, чтобы его казнили вместо отступника. Те доложили о происшедшем игемону — и судья распорядился отпустить Саприкия и казнить вместо него Никифора…

Как часто мы, увлекаясь повседневными и даже вполне богоугодными делами, забываем о том, что добрая половина ключевых заповедей и притч Евангелия посвящена милосердию, неосуждению, любви. "Не судите — да не судимы будете, ибо каким судом вы судите — таким и вас судить будут", "возлюби ближнего своего — как самого себя" и много других в таком же духе. Это, разумеется, не означает какой-то "индифферентности" в отношению к греху и его носителям. Хотя Господь и заповедал нам творить добро и врагам — но Он же и разрешил (пусть даже нисходя к нашей слабости): "Если согрешивший против тебя брат не покается … и Церкви не послушает — то да будет тебе яко язычник и мытарь". Но эти строки абсолютно неприменимы к тем, кто готов просить прощения — но натыкается на немилосердное: "Да я тебя никогда не прощу!"

Так поступил герой повести Гоголя "Страшная месть", придумавший изощренное вечное наказание своему убийце — побратиму, ставшему предателем. "Страшна казнь, тобою выдуманная, человече! — сказал Бог. — Пусть будет все так, как ты сказал, но и ты сиди вечно там на коне своем, и не будет тебе Царствия Небесного, покамест ты будешь сидеть там на коне своем!" Как видим, главная мысль произведения светского писателя четко перекликается с самыми каноническими примерами житийной литературы.

Конечно, простить серьезную обиду порой очень трудно. Недаром даже апостолы на слова Христа о "прощении согрешившему семьдесят раз по семь" смиренно попросили "умножь в нас веру!". Но стараться прощать все равно надо. Ибо, по неоднократной мысли св. Отцов — "нет более простого пути спастись, как не осуждать ближних и прощать их прегрешения против себя" И пусть нам помогут в этом молитвы преподобного Тита, пресвитера печерского — и святого мученика Никифора…